ХРОНИКА «ВЕЛИКИХ» ПОЖАРОВ

В лето 1365 года великая засуха поразила Русскую землю. С ранней весны дни стояли невыносимо жаркие. Не было дождей, обмелели реки, пересохли болота, иссякли родники и колодцы. Земля потрескалась и стала твердой как камень. Под горячим солнцем повяла трава, пожухли деревья, бессильно роняя на иссушенную землю пожелтевшие листья. Плакали прозрачной смолой гулкие сосновые боры. Дымная мгла окутала дремучие леса и дали полей. Даже ночи не приносили людям прохлады. Трудно было дышать.

За рассохшимися дубовыми стенами Кремля в белокаменных соборах при зыбком мерцании свечей шли тревожные молебны о ниспослании дождей и избавлении исстрадавшейся земли от засухи. Но по-прежнему с белесого неба безжалостно палило солнце, проносились над Москвой ураганные горячие ветры. Напуганные жители оцепенело ждали неизбежного лихолетья.

Беда грянула с Чертолья – так называлось глухое, дикое место к западу от Кремля, заросшее мелколесьем и кустарником. Издавна стояла на Чертоле церковь Всех Святых, откуда огненная десница и обрушилась неотвратимо на град Москву. В один из томительно душных дней от опрокинутой лампадки запылала деревянная церковь. Сухое дерево стен и дранка церковного шатра вспыхнули как порох, а затем с треском занялись огнем соломенные крыши приютившихся у церковных стен изб и хибарок «черных» людей. Зловещий гул пожара слился с криками и стонами гибнущих.

Сильный ветер подхватил и далеко окрест разнес тучу искр и горящих головней. Безжалостное пламя забушевало в селах и слободах, тесно жавшихся под защиту городских стен. Огненный ураган обрушился на посад и скученные строения Кремля, испепеляя все на своем пути. Не устояли перед яростной силой огня и иссушенные жарой кремлевские стены, срубленные из вековых дубов. Через два часа не стало града Москвы. Гибельный пожар до основания истребил Кремль, его стены и башни, посад, Загородье и Заречье, лишив тысяч жителей имущества, скота и крова. Горше всего жители города переживали гибель в пламени кремлевской твердыни – спасительного убежища от лютых набегов врагов.

О великом несчастье, постигшем жителей Москвы в 1365 году, так говорится на страницах русских летописей: «Того же лета бысть пожар на Москве, загореся церковь Всех Святых и от того погоре весь град Москва, и посад, и Кремль, и загородье и заречие. Бяше бо тогда было варно в то время и засуха велика и зноино, еще же к тому востала буря ветренаа велика, за десять дворов метало головни и берна с огнем кидаше буря; един двор гасяху людие, и инуда чрез десять дворов и вдесяти местех огнь загорашется, да тем людие не возмогоша огня оугасити, не токмо не могли дворов и хоромов отнимати, но и имении своих кто же не успел вымчати и прииде пожар и погуби вся и пояст я огнь и пламенем испепелишася. И тако в един час или в два часа весь град без останка погоре. Такова же пожара прежде того не бывало, то ти словеть великы пожар, еще от всех святых». У современников и летописцев этот катастрофический пожар Москвы, принесший всем жителям так много горя, получил название «великого пожара всех святых», или «всехсвятского».

После опустошительной «огньобразной кары» жители города – «от детей боярских до черных людей» - пребывали в великом страхе и трепете... Тоскливо и жутко в сгоревшем городе. Беспощадный огонь истребил деревянные жилища, выжег каменные храмы, погубил множество людей. Ветер разносил с пожарища горький дым и серый пепел сгоревших соломенных крыш. Сиротливо высился над пепелищем высокий Боровицкий холм, лишившийся оборонительных сооружений, за которыми москвичи находили надежное убежище при частых набегах врага. Без крепких кремлевских стен и грозных башен город не мог спокойно жить и развиваться.

Впоследствии началось восстановление кремлевских стен, но (из-за боязни новых пожаров) уже не дубовых, как это было при князе Иване Калите, а более прочных, способных противостоять и военной силе, и стихии огня. Великий князь Дмитрий Иванович, впоследствии прозванный Донским, решает укрепить Москву надежной каменной стеной. Уже в то время на Руси имелись мастера - «горододельцы», каменотесы и каменщики, которые могли вырубить, обтесать и уложить белые камни, добытые в подмосковных каменоломнях. В летописи сообщается, что возведение оборонительной каменной стены началось ранней зимой 1365 году (по другим данным 1366). Белый камень к месту строительства подвозили из каменоломен села Мячкова. Из камня были возведены и стены и боевые башни. Вместе с тем «горододельцы» при строительстве стен, довольно широко применяли и деревянные конструкции. Деревянные навесы тянулись над стенами, боевые башни прикрывали деревянные шатры, что делало и эти оборонительные сооружения уязвимыми для огня, правда, в значительно меньшей степени, чем прежние деревянные срубы кремлевских стен.

Белокаменный Кремль с длиной стен около 2 тыс. м был возведен к 1367 году. С того времени и город Москву стали называть белокаменной. Использование естественного белого камня при возведении кремлевских стен и башен явилось крупным шагом вперед в создании в необычайно короткий срок мощных оборонительных сооружений и в широком освоении нового огнестойкого строительного материала. Теперь белокаменная кремлевская твердыня снова надежно охраняла жителей Москвы от коварных иноплеменников и набегов жадных удельных князей. Но великий «всехсвятский» пожар был не первым и не последним в печальной цепи пожаров, опустошавших Москву.

Безымянные авторы русских летописей скорбно повествуют о бесчисленных губительных пожарах: «бысть пожар на Москве, погоре город Кремль», «по грехам нашим погоре город Московъ», «Москва вся погоре», «выгоре весь, яко ни единому деревеси на граде остатися», «бысть знамение на небеси, померкло солнце. Того же лета бысть пожар на Москве, погоре град весь яка поле», «пожар бысть велик зело с ветром и с вихрем, много святых церквей и людей згоре».

Почти ежегодно в древней Москве возникали пожары, беспощадно выжигавшие деревянные постройки. Летописные источники отмечают, что в XIV в. за десять с небольшим лет произошло четыре «великих» пожара: 3 мая 1331 года полностью выгорает весь Кремль; через четыре года пламя пожара снова бушует в городе; 13 июня 1337 года очередной пожар уничтожает почти всю Москву; 31 мая 1343 года во время пожара опять сгорел весь город.

Стихия огня беспощадно обрушивается и на другие русские города. Об этом говорится в Новгородской летописи за 1335 год: «Того же лета, по грехам нашим, бысть пожар в Руси. Погорели город Москва, Вологда, Витебск, и Юрьев-Немецкий весь погорел». Московские пожары, по определению летописцев, были великим народным бедствием, после которого, однако, происходило быстрое обновление города и на высоком Боровицком холме мощно и грозно снова поднимались стены Кремля.

В X1V–XV вв. Московское княжество значительно усиливается, становясь политическим центром Северо-Восточной Руси. Москва превращается в важнейший узел ремесленного производства и торговли. Она уже состоит из собственно города – крепости Кремля – и Великого посада, где находится одно из самых людных мест - «торг» с многочисленными лавками, лабазами и погребами. Внутри кремлевских стен – княжеские постройки, соборы, часовни, боярские хоромы.

В раскинувшихся вокруг Кремля слободах - дворы и избы ремесленников, «черного» люда. Все эти скученные постройки - от княжеских хором до дворов ремесленников - были построены целиком из дерева, что делало их весьма уязвимыми для пожара. Бревенчатые избы малы, приземисты, окружены хозяйственными постройками, поленницами, сеновалами. Малейшая неосторожность с огнем приводила к катастрофическим последствиям, так как в условиях деревянной застройки способов защиты от пожаров почти не было. Иногда жителям города удавалось спасти от безжалостного огня кое-что из скарба, который они с наступлением лета заранее прятали в земляных погребах, вырытых вдали от построек - во дворах, садах или на огородах. Но и это не всегда помогало... Летописец, описывая большой пожар 1337 года, сообщает: «Тогда вся Москва погореша, после чего случился дождь сильный, так что спрятанное в погребах или вынесенное на площадях все потопло, что было выношено от пожаров». Особенно губительны были пожары в сухую ветреную погоду.

Если огонь истребил 100-200 домов, то о таком пожаре много не говорили, да и в летописях ему не находилось места. «Большим», или «великим», пожаром в Москве считался такой, который выжигал все постройки или большую часть города.

«Огонь не щадит ни княжеских хором, ни боярских дворов, ни жилищ черного люда. Великокняжеский дворец был деревянным, как и все гражданские постройки древней Москвы. Поэтому он и сам город горел наравне с другими постройками, как свеча, во время страшных московских пожаров». Сколь скоротечны и опасны для людей были эти пожары, свидетельствует запись в Никоновской летописи о пожаре в хоромах Тверского князя, соперника Москвы: «В лето 6806 (по современному летосчислению примерно 1298 год) загорешася сени под великим князем Михаилом Тверским, и згоре двор князя весь. Божиею же милостью пробудился сам князь Михайло и выкинулся и с княгинею своею в окно; а сени по ины княжат и боярченков, спаше и много сторожей, и никто же не слыша. И тако инии избежаша, а инии изгоряша, и казна княжаа вся згоре, и порты и все погоре». Если уж князья не могли избежать участи сгореть в собственных покоях, то можно себе представить, какой опасности подвергался бедный люд, вынужденный ютиться в тесных, крытых соломой избах и лачугах.

Среди опустошительных пожаров XV в. выделяется «великий пожар», возникший в Кремле ночью 14 июля 1445 года, в котором сгорели не только все деревянные строения, но даже «каменные церкви распадались и рушились от невыносимой жары». Во время этого пожара погибло множество людей, сбежавших под защиту кремлевских стен из окрестных городов, сел и деревень из-за боязни татарского нашествия.

Пожары в древнем городе возникали не только по неосторожности жителей. Очень часто к поджогам прибегали враги, стремясь стереть Москву с лица земли. Так называемые военные пожары были особенно губительными. Из летописей известно, что в 1176 году во время междуусобной войны рязанский князь Глеб напал на город и «пожеже Московь всю, город и села». Скорбь и отчаяние переживают жители Москвы памятной зимой 1238 года, во время разорения татарами, о котором летописец пишет: «Взяша Москву татарове... люди избиша от старьца до сущего младенца; а град и церковь святые огневи предаша и монастыри все и села пожгоша». После этого пожара пепел и гарь черным саваном покрывают белые снега вокруг Москвы.

Дважды выжигал посады и Загородье Москвы, окрестные села и деревни литовский князь Ольгерд. В 1382 году хан Тохтамыш после трехдневного безрезультатного штурма московской твердыни вероломством проник в Кремль. «И было и в граде и вне града злое истребление, покуда у татар руки и плечи измокли, силы изнемогли и острия сабель притупились. И был дотоле град Москва велик, чуден, много народен и всякого узорочья исполнен, и в единый час изменился в прах, дым и в пепел...» В 1451 году Москва снова увидела татарскую орду под стенами Кремля. Татары зажгли деревянные строения посадов, огонь обступил весь Кремль, и находящиеся там люди «изнемогли от многия истомы и от дыма». Приступ «скорой татарщины» был отбит, и на этот раз город уцелел.

При нашествии внешних врагов москвичи уходили за стены Кремля, запирались в крепости, а посады, строения и изгороди нередко сами безжалостно сжигали. В XV в. волны огня и дыма шестнадцать раз проносились над Москвой, испепеляя либо весь город до основания, либо большую его часть. В хронике горестных лет, во время которых «великие и большие» пожары с беспощадностью обрушивались на жителей города, значатся годы 1415, 1418, 1422, 1445, 1451, 1453, 1458, 1468, 1470, 1473, 1475, 1480, 1485 и 1488. В 1483 г. город подвергался сильнейшим опустошительным пожа­рам дважды.

Об этих «великих» пожарах XV в. пишет историк С.М. Соловьев в фундаментальном труде «История России с древнейших времен»: «В 1468 году погорели в Москве на посаде восемь улиц, Кремль уцелел, хотя и тяжко было внутри его, но через год погорел весь Кремль, остались целы только четыре двора. Через год после этого погорел весь посад, пожар начался в третьем часу ночи и длился на другой день до обеда, одних церквей сгорело 25; сам великий князь ездил с детьми боярскими, гася и разметывая. В следующем году погорел весь Кремль, едва отстояли большой двор великокняжеский, но митрополичий двор сгорел; в сентябре 1475 года погорел в Москве посад, в октябре - Кремль, загорелось в четвертый час дня, великий князь сам приехал со множеством людей, погасил пожар и поехал к себе на двор обедать, как вдруг в половину стола пожар вспыхнул снова, и сгорел чуть не весь город, едва уняли огонь в третьем часу ночи; сам великий князь являлся всюду, где было нужно, со многими людьми; в 1493 году весной погорел весь Кремль, а летом 28 июля был страшный пожар: и в Кремле, и на посаде сгорело более 200 человек». После июльского пожара 1493 года великий князь московский Иван III издал первые на Руси правила, направленные против пожаров: жителям города летом изб не топить, а пищу варить на огородах, вдали от домов; не держать по вечерам огня в домах; не заниматься стекольным производством в черте города и др.; в последующих указах и распоряжениях эти противопожарные меры повторяются и варьируются неоднократно, но Москва продолжала гореть, впереди ее ждали «великие» пожары XVI в.

Что представляла собой Москва в конце XV столетия, можно определить из летописных источников, описывающих пожар 1488 года. Этот пожар уничтожил большую часть города, но Кремль и значительная часть Великого посада огнем затронуты не были. Во время пожара погорели «дворы всех богатых гостей и людей, всех тысяшь с пять». Если предположить, что в каждом дворе жили минимум два человека, то получится, что в посаде в 5000 сгоревших дворов жило не менее 10000 человек. Прибавим к этой цифре население Кремля и уцелевших от огня посадов и получим, что к концу XV в. в Москве было не менее 20000 жителей при 8-10 тыс. дворов.

Казалось, после кровавых войн и стихийных бедствий город должен был неизбежно погибнуть, впасть в запустение, раствориться и исчезнуть во мраке средневековья. Но этого не случилось. Численность населения в Москве устойчиво сохранялась на том же уровне. Как писал историк, «нужно только удивляться мощи и терпению русского народа, воздвигшего из пепла сгоревшие города. Если подсчитать хоть отдаленно все то количество благ земных, которые истребил огонь, и вообразить себе несметное число человеческих жертв, погибших в пламени, то можно без большой погрешности допустить, что пламя как истребитель скосило не менее обильную жертву, как и любая мировая язва».

Но столь могучи и жизненны силы русского народа, что выжженная и разоренная Москва вновь и вновь восставала из пепла. Выгодное географическое положение города на перекрестке важнейших торговых путей и в середине русских княжеств, которые прикрывали ее от ударов извне, делало Москву своего рода притягательным центром и убежищем для русских людей.

Изобилие леса и рабочих рук давало возможность быстро отстраивать город. Эту характерную особенность подмечает иноземный посол Яков Рейтенфельс: «Подле Скородома простирается обширнейшая площадь, на которой продается невероятное количество леса: балок, досок, даже мостов, срубленных и уже отделанных домов, которые без всякого затруднения после покупки и разборки можно перевозить куда угодно. Ввиду почти непрерывных и опустошительных пожаров эти строения как нельзя более кстати для московских жителей».

Другой иностранец отмечает, что в Москве «дома из дерева по­строены весьма плотно и тепло из сосновых бревен, которые кладут одно на другое и скрепляют по углам связями. Между бревнами кладут мох (его собирают в большом изобилии в лесах) для предохранения от наружного воздуха. Каждый дом имеет лестницу, ведущую в комнаты со двора или с улицы. Деревянные постройки для русских, по-видимому, гораздо удобнее, нежели каменные, особенно из сухого соснового леса, который дает больше тепла».

Деревянные дома на улицах Москвы строились, как правило, «без больших издержек и с великой быстротой». Каждый горожанин, богатый или бедный, стремился иметь в городе свою усадьбу или двор, особенно на посадах. Однако чем ближе к Кремлю, тем гуще и теснее стояли деревянные дома. В Китай-городе и некоторых Других частях Москвы можно было увидеть довольно высокие дома «в три или четыре комнаты, одна над другой». Крыши домов, церквей покрывались продолговатой дубовой дранкой, каждая из которых заострялась на конце так, что вся крыша казалась покрытой чешуей. Эти драночные крыши представляли большую опасность при пожарах, поскольку ветер переносил горящую дранку на значительные расстояния, создавая новые очаги пожаров.

Со второй половины XV в. в градостроительстве Москвы произошли важные изменения, благодаря которым стало возможным полностью избавить город от опустошительных пожаров. Речь идет об освоении обжига красного кирпича - огнестойкого строительного материала. «Началось с того, что в 1467 году зодчий Василий Ермолин остроумно обновил одну из белокаменных обветшавших церквей в Кремле «кирпичом ожиганным». Вскоре после этого в 1471 году богатый купец по прозвищу Таракан в течение одного строительного сезона возвел в Кремле же «палаты кирпичные», опередив самого великого государя, жившего еще в деревянном дворце. А в 1485 году Иван III начинает грандиозную 10-летнюю реконструкцию стен Кремля - воздвигается крепость из кирпича, который и становится с этого времени основным огнестойким материалом для каменных сооружений... Московские государи строят крупные кирпичные заводы с обжигательными печами, но немало высококачественного кирпича изготовлялось и в горнах Гончарной слободы».

В 1487 году русские каменщики возводят стрельницу наугольную, получившую название Беклемишевской башни, через год - Свиблову башню с тайниками и подземными ходами. Затем сооружаются грозные башни над Боровицкими воротами, Собакина, Никольская и особо почитаемая московскими жителями Фроловская башня, позднее получившая название Спасских ворот. Башни соединяются стенами. Кладка кремлевских стен выполнена комбинированным способом: фундамент и стена - из белого бутового камня, а облицовка - кирпичная. Ровно 10 лет продолжалось строительство новых каменных стен и башен Кремля, которые в несколько видоизмененном виде стоят и поныне. Наличие обожженного красного кирпича и искусство московских мастеров-каменщиков позволили реконструировать старые и построить новые дворцы и соборы в самом Кремле. Архитекторы Марко Фрязин и Пьетро Антонио Солари возвели каменную Грановитую палату, которая и сейчас украшает Соборную площадь Кремля.

Величественной каменной громадой высился Кремль на крутом берегу Москвы-реки в обрамлении грозных башен и неприступных стен, увенчанных поверху ажурными «ласточкиными хвостами», как тогда называли зубцы стен из красного кирпича. А снаружи к кремлевским стенам по-прежнему жались посады, море деревянных изб, сараев, часовни, церквушки. Над рекой Неглинной, над канавами шумели, работали день-деньской мельницы, торговали тысячи лавок. Они снижали боеспособность кремлевского укрепления и представляли опасность в случае пожара для расположенных в Кремле дворцовых построек, соборов, боярских хором, княжеских покоев. В 1493 году Кремль подвергается двум опустошительным пожарам.

Великий князь Московский Иван Васильевич приказал снести все дома, лавки и постройки вокруг Кремля, находящиеся на расстоянии ближе 110 сажен (примерно 235 м) от кремлевских стен. Пустырь, образовавшийся у стен Кремля, стал прообразом современных противопожарных разрывов. Однако большая часть строений в самом Кремле, Китай-городе, в Белом и Земляном городах оставалась деревянной, легкоуязвимой для пожаров.

В XVI и XVII вв. пожары в Москве не столь часты, как прежде, - видимо, в силу эффективности предупредительных мер, которые систематически осуществляются в городе. Но все же грозную стихию огня окончательно покорить не удается. Город горит во время больших пожаров 1547, 1571, 1610, 1626, 1629 и 1634 гг. Всего за первые четыре с половиной века своего существования Москва 13 раз выгорала дотла, и около 100 раз огонь уничтожал значительную часть города (5-6 тыс. строений).

В середине XVI в. Москва являла самый богатый и обширный город с величественными кремлевскими стенами, оживленным торгом, ремесленными слободами и бесчисленным посадским людом, склонным к бунту и мятежу.

По свидетельству некоторых иностранцев, в городе насчитывалось более 40 тыс. жилых домов и около 1,5 тыс. золотоверхих соборов и церквей, придававших столице Руси необычайную красоту. Об этом пишет, в частности, английский мореплаватель Ричард Ченслер: «Сама Москва очень величественна. Я считаю, что русский город в целом больше и обширнее Лондона с предместьями. Но она построена нерасчетливо, без должного порядка. Все дома деревянные, что очень опасно в пожарном отношении».

Действительно, в сплошь деревянной и многолюдной Москве трудно было избежать пожаров. Постоянная опасность их возникновения обусловливалась повседневным бытом тогдашних жителей города: кухонные и обогревательные печи не имели дымоходов; широко использовались сальные свечи, масляные лампадки и плошки, лучины; беспорядочно жглись костры; дымили горны и плавильни оружейников, таганников, кузнецов; бражники и любители табачного зелья проявляли беспечность в обращении с огнем.

«Красного петуха» пускали нередко и недобрые люди - зажигальщики и тати, коих за такое злодейство при поимке сжигали на месте пожара.

Царствование Ивана Грозного (1547-1584) знаменательно многими событиями, в том числе и «великими» пожарами Москвы в 1547 и 1571 гг., дотла испепелившими стольный град.

Все началось ранней весной 1547 года, когда в различных местах Москвы то и дело стали вспыхивать бытовые пожары в жилых домах, тушить которые по тревожному гулу набата спешил посадский люд. Надо сказать, что при Иване Грозном повинностная пожарная охрана находилась в упадке, что не могло не привести к тяжелейшим последствиям.

Положение в городе стало очень опасным, когда надолго установилась сухая погода со жгучими иссушающими ветрами. В один из таких дней Москва содрогнулась от страшного грохота - по причине то ли нестерпимой жары, то ли злого умысла взорвались запасы пороха, которые хранились в одной из кремлевских башен. Взрыв до основания разнес башню, усыпав окрестные улицы и крыши кроваво-красной пылью, которую многие сочли знамением близкого несчастья...

Беспокойство перешло в тревогу, когда юродивые и слепые калики распустили в людных местах дикую молву: «Дурные люди вынимают из человеческих трупов сердца, мочат их в воде и той скверной водой по ночам кропят московские улицы, отчего беспримерно гореть граду. От огня быть Москве пусто!» Этому вздорному слуху поверили не только простые горожане, но и сам царь и великий князь всея Руси Иван Васильевич, которому тогда шел семнадцатый год.

Несмотря на юный возраст, он успел уже показать свой крутой и жесткий нрав: будучи в гневе, послал на плаху неугодивших приближенных, приказал отрезать язык виновнику «произношения невежливых слов» и распорядился опалить свечами бороды почтенным псковичам, осмелившимся пожаловаться на лихоимство царского наместника в городе. Теперь, услышав молву о «скверной огненной воде», самодержец потребовал наказать виновных, но найти их не удалось, как не удалось и предотвратить надвигающуюся на Москву катастрофу.

«Бысть буря великая и потече огнь яко молния», - отметит впоследствии летописец. 21 июня 1547 года ураган поднял ввысь тучу дыма и ослепительных искр, понес по воздуху горящие головни, доски и бревна, сорвал с домов целые пылающие крыши и огненным ковром бросил в гущу деревянных строений, сжигая церкви, хоромы знати, жилые дома, бани, сараи и деревянный настил улиц. Вой огненной бури сливался с оглушительным треском рушащихся строений, гулом падающих колоколов, стонами и криками гибнущих людей.

Царь, его семья и приближенные в великом страхе бежали из Кремля на Воробьевы горы, откуда подавленно смотрели на гибель в огненной пучине столицы государства. Около десяти часов бушевал огненный ураган, уничтожив все, что могло гореть, и нанеся сильные повреждения каменным постройкам Кремля и его стенам; дотла выгорели Китай-город, Великий посад, Белый город, не уцелели ближайшие слободы и деревни. Количество погибших летописец определяет в 1700 человек взрослого населения, а сколько погибло малолетних детей - об этом летопись вообще умалчивает.

Погорельцы остались без пищи и крова над головой, а также без помощи со стороны правителей. В народе начались волнения. Распространился новый слух, что виновники пожара - Глинские, родственники царя, и гнев народа обрушился на тех из них, которые не успели найти надежного укрытия. Толпа рассерженных москвичей двинулась в село Воробьево к царю, требуя выдачи Глинских, однако у самодержца хватило духу успокоить враждебно настроенную толпу. Люди разошлись, удовлетворенные тем, что молодой царь «не учинил им опалы». Но то был коварный ход - вскоре Иван IV приказал «имати бунтовщиков и казнити».

Но и после этого страшного и губительного пожара Москва не впала в запустение. Город оставался духовным центром русского православия, объединяющим политические и хозяйственные силы. Выжженный дотла город снова восстал из руин и пепла, с хоромами и церквями, ремеслами и торгами, великим множеством деревянных жилых домов, которые росли как грибы.

Однако восстановленная Москва подверглась еще одному жесточайшему пожару. На закате царствования Ивана Грозного, когда в состав Российского государства вошли Казанское и Астраханское ханства, а Ермак совершил героический поход в глубь Сибири, в пределы нашего Отечества неожиданно вторгся крымский хан Девлет-Гирей. Во главе стотысячной конной рати он в мае 1571 года форсировал Оку и подошел к Москве, к обороне которой царь должных мер не принял.

Царские опричники, только что безжалостно разгромившие Новгород, предавались праздной жизни в своих вотчинах и поместьях, а Иван Грозный, услышав страшную весть о нашествии крымчаков, бежал в Вологду.

Хан Девлет-Гирей не стал штурмовать каменные стены Москвы, а 24 мая приказал поджечь деревянные строения, расположенные в 30 местах вокруг города. Образовалось гигантское пылающее кольцо, вихрь огня и дыма взметнулся под облака и быстро перекинулся через стены Китай-города, а затем и Кремля. Буйно запылали постройки, дворцы, церкви, часовни и соборы, в которых десятки тысяч пришлых людей искали спасения от татар. Над городом забушевал огненный шторм, в котором моментально сгорали деревянные строения, факелами вспыхивали деревья в садах и огородах. По свидетельству летописца, «на царском дворе, в каменных палатах, даже и железные связи перегорели и разрушились, медь текла аки воск, церкви каменные рушились, люди в глубоких подвалах, погребах и землянках сгорали и задыхались от чада и нестерпимой жары».

Сжегши Москву, Девлет-Гирей устремился за Перекоп, по пути разграбил и предал огню Рязанскую землю, увел в полон бесчисленное множество русских людей.

После огненной напасти Москва обезлюдела, стала пустынной, «яко поле». Погибших во время пожара некому было хоронить, их пришлось сбрасывать в Москву-реку, и трупов оказалось такое множество, что на реке образовался затор и она вышла из берегов.

И опять собрались в столицу плотники, каменных дел мастера, кузнецы, печники, землекопы... Перекрестившись и сотворив молитву, принялись они чинить стены Кремля, копать оборонительные рвы, восстанавливать монастыри, церкви, рубить хоромы, ставить избы. К концу XIV в. Москва вновь зашумела изобильными рынками, грозно ощетинилась земляным валом. По борьба с пожарным бедствием оставалась втуне, до дней царствования славного государя Алексея Михайловича Романова, прозванного в народе Тишайшим.

С московскими «великими» пожарами XVI в. связана таинственная история исчезновения библиотеки Ивана Грозного, поиски которой безрезультатно продолжаются вот уже много лет. По свидетельству некоторых очевидцев, в библиотеке Ивана Грозного насчитывалось до 800 древних манускриптов величайшей ценности. Большая часть этих книг якобы принадлежала перу греческих и латинских авторов. В числе бесценных сокровищ значились ранее утраченные или малоизвестные сочинения Цицерона, Светония, Тацита, Вергилия, Полибия и других знаменитых историков и писателей. Эта библиотека, по преданию, досталась Ивану Грозному от Ивана III, женатого на племяннице последнего византийского императора - Зое (Софье) Палеолог.

Свидетелем наличия у царя Ивана Грозного библиотеки был дерптский пастор Иоганн Веттерман. В известной «Ливонской хронике» (Тарту) имеются данные о том, что царь велел показать пастору свою московскую «Либерию» (библиотеку), состоявшую из книг на греческом, латинском и древнееврейском языках и хранившуюся, как драгоценное сокровище, замурованной в двухсводчатых подвалах под Кремлем. Ориентировочно можно считать, что Веттерман видел «Либерию» не позже июля 1570 года. Это последний свидетель, которому посчастливилось лицезреть бесценные книги.

Видимо, следы драгоценной библиотеки наследницы Византийского престола навсегда затерялись в дыму московских пожаров. Пламя пожаров было сверхгубительным, поэтому найти библиотеку московских царей, очевидно, никому не удастся. Даже если книги помещались в глубоких подклетях или в «двухсводчатых тайниках» соборов и дворцов, то они не могли сохраниться в условиях колоссального теплового воздействия, возникающего во время пожаров. Учитывая чрезмерную насыщенность города и Кремля деревянными строениями, при пожарах могла создаваться столь высокая температура (выше 1000 °С), что оплавлялся даже металл. Методы защиты сокровищ и культурных ценностей от огня в то время были весьма примитивными. Только мощный слой земли мог сохранить библиотеку. Но это мало вероятно. Большинство сохранившихся в московских архивах древних рукописей относится к XVII в., а то, что имелось до этого, безвозвратно утрачено в междуусобицах, войнах или стало жертвой опустошительных пожаров. Допуская, что «либерия» могла уцелеть при всех пожарах, происходивших до 1570 года, когда она была показана Веттерману, известный историк Москвы И.Е. Забелин, однако, ставит под сомнение ее сохранность после жесточайшего пожара 1571 года, уничтожившего всю Москву. Тогда «на царском дворце, в каменных палатах, даже и железные связи перегорели и разрушились от огня, а в городе Церкви каменные от пожара расседались и люди в каменных погребах горели и задыхались... Всякое богатство и добро погорело». Если библиотека помещалась в казенных подклетях Благовещенского собора или рядом с церковью Святого Лазаря, то она непременно погибла бы от огня.

В средние века и другие крупные города Европы систематически подвергались опустошительным пожарам. Немецкий город Любек горел несколько раз, причем после одного из пожаров от него осталось только пять домов. Страсбург в XIV в. горел восемь раз. Дважды полностью выгорал Берлин. Большой пожар Лондона в 1666 году принес городу колоссальный ущерб, уничтожив 460 улиц и более 13 тыс. домов.

В 1556 году в Лондоне были глашатаи, которые в ночное время обходили улицы города, позванивая колокольчиком и взывая: «Будьте осторожны с огнем и светом, будьте милосердны к бедным, молитесь за мертвых».

Как уже указывалось, в древней Москве стихийный характер пожаров обусловливался скученностью деревянных построек и самим бытом московских жителей. (То же было характерно для Москвы XVI-XVII вв.).

Основные меры борьбы с бытовыми пожарами заключались в строгом ограничении или даже в категорическом запрете пользоваться огнем в летний сухой период и жестоком наказании виновника несчастья.

В 1504 году в Москве вводится система контроля за «бережением от пожаров», которой предусматривалось «беречь города от огня и всякого воровства». С этой целью учреждается так называемая пожарно-сторожевая охрана. Город был разделен на участки, а на концах улиц поставлены решетчатые ворота - заставы, которые на ночь запирались. На заставах «приказано нести повинность всем обывателям без различия чина по одному с десяти дворов и из торговых рядов по одному человеку с десяти лавок. Все они обязаны были выступать в обход и нести караул с оружием и инструментом». Группу сторожей возглавляли «решеточные приказчики». Для тушения пожаров привлекаются стрелецкие полки, но пользы от них было очень мало в силу специфики этого войска. По-прежнему основным способом тушения пожаров остаются ломка и снос деревянных соседних домов и строений, которым угрожает пожар, а также установка защитных щитов из луба, смоченных водой. Как и во времена Ивана Грозного, так и в период царствования Бориса Годунова и Михаила Федоровича Романова больших изменений в технике и приемах тушения пожаров не наблюдается. Более того, Москва в смутное время обезлюдела и сильно выгорела в результате пребывания в ней польских панов. Только в середине XVII в. борьба с пожарами принимает государственный организованный характер.